Художник Михаил Шемякин: положение русской интеллигенции в мире незаслуженно униженное

Михаил Шемякин — скульптор, художник, музыкант, автор множества памятников и скульптур по всему миру, а также постановщик балетных и драматических спектаклей. Он был выдворен из СССР в 1971 году и лишь через 18 лет смог вернуться. Шемякин является гражданином США, живет в Париже, но часто приезжает в Россию и работает в ней. В эксклюзивном интервью ТАСС он рассказал о диссидентстве, жизни во Франции и Америке, культуре отмены, нынешнем положении русской интеллигенции и о своей новой книге "Моя жизнь. До изгнания".
— Расскажите, пожалуйста, чего ждать читателю от вашей новой книги?
— Это книга о моем детстве. О том времени, в котором я существовал в Советском Союзе до того момента, когда меня сажают в самолет и высылают в то время навсегда из Советского Союза. Я улетал во Францию. — То есть до эмиграции? 
style="z-index:-1;opacity:0;left:0;pointer-events:none;position:absolute;margin:0" class="InPageAd_container__BzrCT ">— Да. Но это не эмиграция в полном смысле. Эмиграция была у евреев. Это была совершенно сложная операция, которую задумал в свое время глава КГБ Андропов. Письмо Андропова в Центральный комитет партии разыскал мой друг, к сожалению уже покойный, Володя Буковский. Ему дали доступ в архивы КПСС, и он обнаружил письмо Андропова, который призывал, фактически приказывал, что нужно очищать духовное пространство от таких духовных негодяев, как Бродский, Шемякин, Довлатов. И вместо того, чтобы нас гробить в лагерях и сумасшедших домах, что практиковалось в то время совершенно спокойно и не в единичном случае, нас выдворили.Подобное делал в свое время Троцкий. Потом это приписали Ленину, но это была идея Троцкого. Создание этого знаменитого философского корабля, когда ему удалось спасти Бердяева, Шестова, ведущий свет русской философии, которых могли чекисты под горячую руку и хлопнуть. Мы улетали в основном воздушным кораблем. Эту фразу я не забыл. Эту историю, конечно, я рассказываю в своей книге. Книга написана еще и потому, что я еще не успел отбыть в иное царство, а уже пишут истории, куски моей жизни, моей связи с каким-то людьми или женщинами. Потом ведь не вылезешь из могилы и не скажешь. А сейчас есть возможность осадить недоброжелателя, лгуна. Еще книга затрагивает один из важных моментов — это существование левой интеллигенции в 60-е годы. Сейчас появился интерес к шестидесятникам. Я пишу о той интеллигенции, которая, в отличие от московской, была совсем неизвестна. И конечно, она не имела никаких контактов с официальной властью.— Она была более подпольной? 
— Вы знаете, в Петербурге не было возможности общаться на каком-то вечере с иностранцами, как было в Москве, в посольствах, в консульствах, куда послы приглашали левую интеллигенцию на различные вечеринки. Мы-то жили в колыбели русской революции. Поэтому там было более строгое отношение к любым моментам, в которых могли усмотреть фейк на советскую власть. — Что приходилось делать в такой обстановке? 
style="z-index:-1;opacity:0;left:0;pointer-events:none;position:absolute;margin:0" class="InPageAd_container__BzrCT ">— Доходило иногда до какого-то даже абсурда. Но это была совершенно иная планета по отношению к московским левакам. Мы все были леваки, нонконформисты или диссиденты, хотя я всегда в своих интервью на Западе выступал против этого обозначения.— Почему?
— Диссиденты — это те, которые занимались политикой. Это Петр Якир, Володя Буковский, Наташа Горбаневская. Это были люди, которые принимали участие в каких-то политических акциях, а мы просто-напросто имели наглость видеть мир своими глазами.— Это отображалось в ваших произведениях?
— Нет, вы знаете, мои работы были абсолютно лишены каких-либо политических взглядов, я долгие годы занимался иллюстрированием Достоевского, Диккенса, Бодлера, писал натюрморты, портреты. — Как тогда вы стали инакомыслящим в глазах власти?
— В основном мешала жить друг другу сама интеллигенция. Сейчас принято все валить на органы госбезопасности, мол, КГБ нас преследовал. Да, действительно, арестовывали, вели слежку. Но были стукачи, которые были внедрены в любую интеллигентную компанию, которые, обнимаясь и целуясь, по вечерам писали доносы на своих же так называемых друзей. А потом уже вступали карательные органы. Союз художников, Союз композиторов прежде всего боролись не за чистоту советской идеологии, а за свое теплое место. Государство в то время очень опекало интеллигенцию. Официальная интеллигенция пользовалась очень большими привилегиями: поездки за границу, магазины с роскошными красками для художников. Все это по билетам члена Союза художников. Как говорил замечательный мой друг Илья Кабаков, борьба шла у большого котла со сладкой кашей. Около этого котла велась битва. А битва велась самыми нечистоплотными путями, которые всем были известны, — это доносы, кляузы друг на друга. Больше всего тревожили Союз художников и композиторов левые. К нам проявляли больший интерес, нежели к традиционной советской живописи, соцреализму.— Как вы к соцреализму относитесь?
— Соцреализм тоже дал миру громадных художников. Но к ним примазывалась довольно бездарная компания бесталанных людей, которые пользовались этими благами, и они в первую очередь боролись против нас.— В книге вы описываете свою жизнь до того, как сели в самолет. Описываете ли вы там свою жизнь за границей?
— Нет, там только маленькие вставки, как изменилось что-то в моей жизни.— Не хотите сделать отдельно книгу об этом?
— Вы знаете, есть такие планы. Я уже даже начал набрасывать кое-какие моменты, даже кое-какие рисунки. Если небу будет угодно, то напишу второй том. Я уже начал писать некоторые главы. Это тоже довольно любопытная жизнь, которая на сегодняшний день может существовать только в описаниях. Я столкнулся с первой волной эмиграции, все эти князья, бароны, графы. В Америке я столкнулся с лжебаронами, лжеграфами. Это были очень интересные годы — Нью-Йорк бурлил, Париж бурлил, Лимонов шумел со своим "Эдичкой". Это будет любопытно.— Что еще пишете?
— Я работаю над проблемами исчезающего русского языка. Работаю много лет с Институтом диалектов. Создаю новые словари для того, чтобы где-то увлечь детей, — с рисунками, загадками. Второй проект — это русские загадки.— Планируете ли вы какие-то новые проекты во Франции? Может быть, есть в планах что-то в России? 
— Безусловно. Мне в свое время Владимир Владимирович Путин подарил большое помещение в Санкт-Петербурге для моей мастерской, чтобы я приезжал, но я такие подарки принять не мог. Я это подаренное помещение превратил в образовательный центр. И он работает уже лет 20, наверное. Постоянно идут экспозиции, научные программы. Потом я шесть лет преподавал, я был профессором в Академии Штиглица. Мои девчонки и один мальчик — золотомедальники. Они с блеском защитили дипломы. Но сейчас сложно. Потому что, вы знаете, в связи с санкциями культурные связи разорваны. Нужно вообще отстаивать свои позиции. Положение российской интеллигенции на сегодняшний день очень сложное, она незаслуженно униженная и обиженная. Но будем выправлять это. Где наша не пропадала, как говорят в России. Так что работы много. Планов, как говорил Маяковский, громадье.— То есть культура отмены в отношении русских деятелей искусства все еще есть?
— Вы знаете, в Европе вот мой друг Слава Полунин работает, Антон Адасинский тоже работает. Театр АХЕ пользуется большим успехом. Конечно, французская или американская интеллигенция по-прежнему останется интеллигенцией, они интересуются нашим искусством. Но политики, которые командуют парадом, командуют министерствами культуры. Поэтому идет запрет на экспозиции. Сняли работы Эрика Булатова, унесли из Центра Помпиду, сняли с постоянной экспозиции. Сделали такой подарок к 90-летию. Что поделать, будем ждать лучших времен.— Не ощущали на себе подобный гнет?
— Конечно, мне стало сложнее. Слава богу, я до санкций покончил работы со своими студентами. Они успели защитить дипломы, а сейчас это было бы почти невозможно, потому что добраться до Франции, а они занимались у меня во Франции, были специально выстроены мастерские для них, вряд ли мы бы смогли работать. Будем ждать перемен. Самое главное — это не опускать руки и продолжать работать. Мы, как муравьи, должны заниматься своими делом.— Над чем сейчас работаете?

— Я все время что-то создаю. Где-то с 1959 года я занимаюсь абстрактными поисками, занимаюсь цветом, дизайном. Сейчас у нас открывается компания Chemiakin Design. Уже делается первая продукция для России. Мы делаем платки, накидки, рубахи и прочее для молодежи.Сейчас у нас закончилась интересная выставка в Санкт-Петербурге "Симфония цвета", посвященная цветовым гармониями, которые я черпаю из природы. Я годами, десятилетиями собираю листья, засушенные лепестки цветов из разных стран. Потом они хирургическим методом разрезаются скальпелями на тонкие полосы, наклеиваются на специальный подготовленный грунт. И создается такое абстрактное полотно, необычное, в основном геометрическое. На платках, на одежде они смотрятся совершенно великолепно.На днях открывается выставка , которая сопровождает выход книги. Делаются инсталляции из старых вещей, которые у меня остались в Ленинграде, Петербурге. До этого было очень много научных выставок. Сейчас мы работаем над выставкой по теме "Книга в искусстве".