Искусство компромисса: о чем надо помнить участникам российско-украинских переговоров

Выступая перед журналистами сразу после своего телефонного разговора с Дональдом Трампом в понедельник, 19 мая, президент России Владимир Путин, в частности, заявил: «Вопрос, конечно, в том, чтобы российская и украинская стороны проявили максимум стремления к миру и нашли бы те компромиссы, которые устроили бы все стороны». 
Примечательно, что российский лидер зафиксировал понятие «компромисса» как предпочтительную основу для прекращения вооруженного противостояния. Хотя поиски компромиссов в разрешении межгосударственных споров предпринимались на протяжении всей истории человечества, гораздо чаще ответы на действительно серьезные вопросы конфликтующие стороны искали на поле боя, а не за столом переговоров. 

Чувство моральной правоты

В советской, да и в более ранней российской традиции к компромиссам принято было относиться с большим скепсисом. Для такого недоверия существует множество причин, связанных с историей страны, ее культурным кодом и особенностями сложившегося национального характера. Насколько можно судить, это скептическое отношение широко распространено и сегодня, когда Москва и Киев после трехлетней паузы возобновили переговоры по урегулированию конфликта. 
Идея компромисса нередко воспринимается как ущербная с морально-нравственной точки зрения. Трудно обосновать необходимость или даже принципиальную возможность компромисса между добром и злом, то есть, например, между православием и католицизмом, консерваторами и либералами, патриотами и глобалистами. Если трактовать нынешнюю власть в Киеве как нелегитимную «неонацистскую хунту», то становится не вполне понятным, насколько какие бы то ни было компромиссы с ней могут быть этически допустимыми и морально оправданными.  
Более того, поскольку к Киеву и его западным союзникам никакого доверия нет и не может быть в принципе, то в любом потенциальном компромиссе с ними постоянно видится коварная уловка врага, стремление обмануть и ввести в заблуждение Россию, тем или иным образом уклониться от выполнения взятых на себя обязательств, воспользоваться договоренностями в своих узкокорыстных тактических целях. Именно так сегодня многие в России интерпретируют подходы Украины и Запада к выполнению подписанных в 2014 и 2015 году Минских соглашений. 
И даже если по каким-то причинам противник — в данном случае, в лице украинских властей и «коллективного Запада» — будет добросовестно выполнять условия «сделки», компромисс все равно в конечном счете оказывается не решением проблемы, но лишь способом отложить это решение на неопределенное будущее. Как в свое время заметил поэт и драматург Иоганн Вольфганг Гете, «удачный компромисс превращает острый конфликт в хроническую болезнь». К нерешенной проблеме рано или поздно придется возвращаться — если не нынешнему, то следующим поколениям. А потому общий подход критиков компромиссов был и по-прежнему остается созвучным старому горьковскому лозунгу: «Если враг не сдается — его уничтожают!»
Справедливости ради стоит заметить, что такой настрой в наши дни царит не только в Москве, но и в Киеве, равно как и в большинстве западных столиц. Об отсутствии стремления к компромиссу говорят не только переговорные позиции украинской стороны, недавно в очередной раз озвученные в Стамбуле, но и резкие высказывания президента Украины Владимира Зеленского о России и о русских, очередные свершения в украинской языковой, культурной и религиозной политике и многое другое. Если исключить заявленную готовность к тридцатидневному перемирию с Москвой, официально декларируемые цели Киева в конфликте за три года и три месяца никак не сдвинулись в сторону большей гибкости.  
В Европе задача «нанесения стратегического поражения» России, сформулированная в 2022 году и уже давно продемонстрировавшая свою недостижимость, также пока не была заменена какими-то более прагматичными установками, открывающими двери для содержательного диалога о европейской безопасности. Убежденность в безусловном морально-нравственном превосходстве Европы над Россией, полное отсутствие рефлексии и готовности к критической самооценке в европейском истеблишменте по-прежнему блокирует поиски взаимоприемлемого компромисса с Москвой. 

Вопрос о цене

Однако история с географией распорядились так, что Россия и Украина, Россия и Евросоюз, Россия и НАТО останутся соседями при любом вероятном исходе нынешнего противостояния. Стратегия, основанная на принципе древнеримского политика и писателя Катона-старшего «Карфаген должен быть разрушен», в наши дни не только безумно затратна и смертельно рискованна, но еще и практически нереализуема. Представить себе российские танки на пляжах Ла-Манша так же трудно, как и вообразить бригады НАТО на Ленинградском шоссе, ведущие наступление на химкинские многоэтажки.    
Значит, надо искать компромиссные решения, даже если такие решения окажутся отягощенными политическими рисками и могут быть подвергнуты критике сторонниками манихейских воззрений на современный мир. Робкие надежды на компромисс обозначились 16 мая в Стамбуле. Уже сам факт возобновления диалога после более чем трехлетнего перерыва давал основания для осторожного оптимизма. В частности, он свидетельствовал о том, что Москва — по крайней мере, на какое-то время — сняла поднимавшийся ею ранее вопрос о легитимности нынешнего киевского руководства. Киев, в свою очередь, отошел от объявленного ранее самозапрета на переговоры с Россией. 
Конечно, результаты стамбульской встречи не стоит переоценивать. Ни одна из делегаций не получила мандата на демонстрацию политической гибкости, за исключением разве что готовности к более масштабным, чем ранее, обменам военнопленными. Однако по итогам встречи началась работа по подготовке совместного меморандума о прекращении боевых действий и мирном урегулировании, где будут зафиксированы как совпадающие, так и расходящиеся позиции сторон. Восстановление прямого канала коммуникации между сторонами конфликта, безусловно, имеет большую ценность и само по себе, даже если до окончательного урегулирования пока очень далеко. Важно, чтобы такой канал коммуникации Москве удалось восстановить не только с Киевом, но и с основными европейскими столицами.  
Современные последователи Катона-старшего, вероятно, вновь зададутся привычным для себя вопросом: а зачем Москве вообще искать какие-то компромиссы с Украиной и с Европой, когда стратегическая инициатива остается у российской стороны и положение на линии соприкосновения, пусть и не очень быстро, но устойчиво меняется в ее пользу? Не проще ли окончательно закрыть «украинский вопрос» непосредственно на поле боя? 
Но отказ от поисков компромисса неизбежно приведет не только к репутационному ущербу для Москвы — в том числе и во многих странах симпатизирующего России Глобального Юга, но и, что гораздо важнее, к дальнейшему затягиванию конфликта, к новым жертвам, новым разрушениям и новым материальным потерям. Даже и в том случае, если конфликт каким-то чудом не перерастет в большую европейскую войну с перспективой выхода на ядерный уровень. Каждый очередной месяц, каждый день военного противостояния еще дальше отодвигает и без того далекую перспективу исторического примирения двух некогда братских народов. 
Вспомним, что даже Иосиф Сталин, которого трудно причислить к пацифистам или к либералам, осенью 1944 года предпочел политическую договоренность с Финляндией войне до победного конца, отказавшись от заманчивой, но крайне дорогостоящей во всех смыслах перспективы превращения этой страны в очередную союзную республику.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора