Александр Асмолов — Forbes: «Мы будем другим вариантом Homo sapiens»

Александр Асмолов — психолог, антрополог, академик Российской академии образования (РАН), доктор психологических наук и автор книг по психологии. Ученик психологов Алексея Леонтьева и Александра Лурии, соратников и последователей создателя школы культурно-исторической психологии Льва Выготского. С 1988 года Асмолов занимал пост главного психолога и советника председателя Гособразования СССР, а в 1992 году стал замминистра образования, проработав на этой должности до 1998 года. Сейчас также возглавляет Школу антропологии будущего Института общественных наук РАНХиГС и является научным руководителем Московского института психоанализа. Основную область научных интересов Асмолова представляет психология личности и индивидуальности.  

«Мышление тотальностями приводит к Оруэллу»

«В ситуации, когда все говорят о крупных технологических открытиях, о больших данных, все равно срабатывает следующее — уникальность индивидуального поступка, который может изменить мир. И это для меня является основой эволюционного оптимизма. Всегда были Чаадаевы, всегда были Сахаровы, которые могли изменить траекторию движения той или иной системы. Какими бы жесткими ни были линии и прессы этой системы, режима.
Не надо мыслить тотальностями. Мы проиграем, когда будем мыслить большими числами и тотальностями. Тотальность — когда мы не видим людей, а мыслим безликостью, деперсонализацией. Мы все время, когда изучаем тренды, хотим увидеть, что наиболее тотально. Когда я вижу, как анализируют тренды, я так и хочу всем крикнуть: «Не тренди!» Потому что вы невольно не видите малых сигналов в каждом из вас. Мышление тотальностями приводит к Оруэллу».

Как непредсказуемость двигает эволюцию

«Театр сегодня делает столько, сколько не делал никогда. Когда говорят о бесстрашии таких людей, как Сахаров, я всегда вспоминаю слова Александра Галича. Его спросили, это было при мне: «Почему вы пишете такое, такие песни, такие вещи, вам не страшно? Ведь легче было остаться успешным». И он обронил слова, которые для меня очень значимы: «Тема сильнее страха». Жизненная задача сильнее страха. И в искусстве мы видим сейчас такой выброс таких уникальных людей! Если наука передает равнодушные значения, открывает их, то искусство транслирует, как говорил Выготский, личностные смыслы.  
Вы смотрите, какое окаянство понаделали футуристы, символисты, акмеисты — они в буквальном смысле конструировали столько будущих миров. Кто поспорит в странных языках с Хармсом или Хлебниковым? Происходит уникальная работа, но не со значением, а со смыслом. И сегодня эволюция — за теми, кто породит новые смыслы. Искусство — это порождение совершенно иных смыслов, и эти смыслы, как только вы хотите их поместить в холодильник того или иного режима, они там протухнут, никакой холодильник их не удержит. 
Искусство рождает такое, что непонятно никому, непредсказуемо. И суть человечества — литература, искусство, культура. Я повторю еще раз за моим любимым [литературоведом и культурологом Юрием] Лотманом — именно непредсказуемость создала уникальную эволюцию человека».

Страна исторических моментов

«Одна из наиболее мощных гипотез состоит в том, что мы практически находимся на своего рода синхрофазотроне истории. Скорости так велики, история так разгоняется, что, действительно, многие выдвигают предположение, что у нас с вами самое уникальное время. Почему я улыбаюсь? У каждого времени свои исторические ритмы. И каждый раз, когда мы говорим, что у Платона и Сократа все было в жизни медленнее, и были другие ритмы, мы нагло, простите за термин, впадаем в грех, который я называю грех эволюционного снобизма. Может быть, физические ритмы были другие, может быть, мобильность была другая. Но никто не оценит те хронотопы, какие были тогда. Время всегда пульсировало. Знаете, есть физическое время, а есть психологическое время. Когда я считаю, что Петя Иванов намного умнее Платона, только потому что он живет в XXI веке, — это совсем не так. 
Но что сегодня характерно для нас, особенно для нашей с вами страны — я всегда повторяю формулу, что когда бы ты ни оказался в России, ты всегда оказываешься в историческом моменте. Наша страна — это страна исторических моментов. 
Что касается скоростей, сегодня время, когда мы можем говорить, что действительно может произойти поразительный скачок своего рода — я шутливо говорю — инсайт эволюции, открытие эволюции, когда мы изменимся настолько, что мы будем другим вариантом Homo sapiens, потому что мы с вами настолько доращиваемся технологиями, настолько технологии трансформируют наши высшие психические функции и ментальные картины мира — такого не было никогда. И появление рядом иного разума, заставляет нас спешить».  

Конкуренция с иным разумом 

«При сращивании с технологиями возникает то, что я называю — вслед за рядом исследователей — человек достроенный, человек расширенной технологии. Мы сегодня дорастились цифровыми ассистентами, которые могут в ряде случаев стать цифровыми альтер-эго. Мы в буквальном смысле вступили в конкуренцию с иным видом разума. Меня всегда смущает слово искусственный интеллект, я предпочитаю другой термин, а именно рукотворный интеллект — это мы его сделали. 
Вместе с тем появление искусственного интеллекта — это еще один шанс, чтобы мы с вами (и это поможет нашему скачку как антропологического вида) отказались или хотя бы уменьшили свой нарциссизм. Все время, когда мы говорим, что человек — это венец эволюции, человек — это высшее существо, мы впадаем в грех антропоцентризма, когда говорим, что мы самые главные на этой планете».  

О том, как меняется человек

«Пластичность нашего мозга нарастает, и это показывает целый ряд исследований. Маленький пример: учителя бесятся на учеников, что те их не слушают, а сегодняшний школьник на самом деле — то, что раньше было эксклюзивным, когда Юлий Цезарь решал семь задач одновременно — он работает, он перелистывает огромное количество файлов, слушая учителя или другого человека. Появляются те, кого называют многозадачники. Этот момент все больше нарастает. 
Но нарастают, в связи с этим и риски, которых раньше тоже не было, и это уже, как говорят, теневая культурная патология. Я не так давно с одним коллегой сидел в ресторане, и мы попросили официанта разделить счет. Он сказал: «Ну, я калькулятор уже оставил, я уже не могу это сделать». Обратите внимание, без искусственного орудия он уже не мог посчитать. Иными словами, есть риски деградации определенных высших психических функций человека. Вам уже нет нужды — дважды два четыре, пятью пять и так далее. Все меньше в этом необходимости, когда у вас есть искусственный интеллект, когда у вас есть память навынос».

«Человек психически здоров, но личностно болен»

«Я часто спрашиваю своих студентов: «Когда вдруг вы что-то нехорошее сделали, вы жалуетесь на свою память — забыли случайно?» «Да, бывает». «А когда вы сделали что-то еще более плохое, вы иногда говорите: «Ну, вот такой у меня характер, мерзкий характер, не могу по-другому?» Многие отвечают: «Да». Но тогда третий вопрос: «А кто из вас скажет, если сделал в жизни что-то не то, не тот поступок: «Ну и дрянь же у меня личность?» Не скажет никто! Личность, ценностно-смысловое, связанное с поступком, связанное с изменением мира, связанное с вашей неповторимостью, уникальностью… И я говорю: человек психически здоров и личностно болен. Это значит, что у нас возникла в буквальном смысле атрофия совести. Что мы часто находим себе оправдание в тех ситуациях, которые оправдать нельзя. И это происходит сегодня. Буду здесь осторожен, потому что я люблю еще одну вещь: никогда не следует списывать мерзость нормы за счет патологии. 
С совестью это не перестает случаться. Так проходит вся история совести через всю эволюцию. Всегда будет разговор Понтия Пилата с Иешуа и непонимание между ними. Но диагноз нашего времени — есть такой малоизвестный термин «притерпелость».
Притерпелость — когда что бы ни происходило, пусть так будет. И когда мы с вами в буквальном смысле становимся притерпелыми к тому, что на ценности жизни уникального человека, а каждый человек уникальный, ставится крест, когда идет девальвация жизни. Еще одна вещь, да, совесть самая главная, эту вещь забыли, а когда-то Цвейг написал «Совесть против насилия». Сегодня это главное, что происходит, — совесть и достоинство против насилия. И там, где мы видим паралич совести, там мы видим простор для насилия».
Также в интервью Александра Асмолова: об эволюции от Гутенберга к Цукербергу, коде непредсказуемости, присущем человеку, и о том, как страх смерти вытеснил страх потери смысла. Полную версию смотрите на канале Forbes в YouTube и странице VK.