Новый взгляд на Марка Твена и роман о русском балете: лучшие книги non/fiction — 2025

Международная ярмарка интеллектуальной литературы non/fiction №27 предлагает 13 дискуссионных площадок, где в течение четырех дней пройдет более 300 мероприятий. Центром профессиональной программы впервые станет форум «Триалоги» — серия открытых дискуссий экспертов книжной и смежных индустрий, обсуждение ключевых трендов развития отрасли и наболевших вопросов.
В течение всего четверга, 4 декабря, в Амфитеатре — самой крупной площадке Гостиного двора — будут говорить о проблемах контента в эпоху нейросетей, о возможностях и опасности интеграции ИИ в писательство и о том, что станет мерилом оценки таланта и успеха книги. На дискуссии о форматах книжного и медиапотребления и о будущем книжного распространения издатели, книготорговцы, представители книжных сервисов и маркетплейсов в присутствии читателей будут прогнозировать, как изменится рынок в ближайшее десятилетие и отвечать на болезненные для отрасли вопросы.
Ярмарка non/fiction №27 продолжит поддерживать небольшие и авторские интеллектуальные издательства — при входе на ярмарку читателей встретит традиционный коллективный стенд: 39 издательств и шесть региональных книжных магазинов привезут книги, которые выходят у них. На коллективный стенд стоит обращать особое внимание — здесь продаются издания, которых не встретишь в сетевых книжных.
К зимней ярмарке также выходят многие книги из списка самых ожидаемых новинок года: «Одиночество смелых» Роберто Савиано, «Империя якудза: Организованная преступность и национализм в Японии» Филиппа Пеллетье , «Музыка как лекарство» Дэниела Левитина, прямо из типографии приедет букеровский роман «Кайрос» Дженни Эрпенбек, «Копия неверна» Татьяны Дыбовской и другие.
Как и весной, в даты ярмарки независимый книжный магазин «Пархоменко» проводит фестиваль «Параллельно». Здесь будут представлены новинки издательства Individuum, которому в марте 2025 года отказали в участии в non/fiction, пройдет презентация новой книги Романа Сенчина «Детонация», обсудят роман Аси Демишкевич «Там мое королевство», а Максим Жегалин будет читать отрывки из «Бражников и блудниц».

Лев Данилкин «Палаццо Мадамы. Воображаемый музей Ирины Антоновой»

Издательство «Альпина нон-фикшн». Книгу Льва Данилкина о многолетнем директоре Пушкинского музея Ирине Антоновой уже какое-то время обсуждают, и многие знают, что «Воображаемый музей Ирины Антоновой» — это 38 глав, которые начинаются с репродукций картин или скульптур, так или иначе связанных с ее жизнью и работой. Данилкин предлагает собственную экспозицию, где архивы, документы, интервью и выставки складываются в портрет Личности.. Важно понимать, что эта книга не только об Антоновой. Ее безусловно великая фигура — ключ к явлению, попытка понять, как Пушкинский из «музея слепков» стал одним из ведущих музеев мира. Долгая жизнь, в том числе на посту его директора, — это одновременно отражение пути России XX века. Данилкин показывает, как Ирина Антонова, дочь соратника Ленина, насквозь партийная, создавала новый музей в изменившейся стране и прошла путь длиной в век, оставаясь до конца системным человеком, но при этом совершая абсолютно революционные для музейного искусства вещи.. В «Палаццо Мадамы» нет биографического принципа, у этой книги романная структура: сильное начало, которое сбивает с ног, развитие, когда мы многое понимаем о фигуре Антоновой, следуя за ней вместе с биографом, трагическая кульминация, принятие и, наконец, поклонение и автора, и читателя. Не случайно последняя, 38-я картина в воображаемом музее — это «Сикстинская Мадонна» Рафаэля.. «Палаццо Мадамы» — блестящая работа прекрасно владеющего словом Льва Данилкина, который до этого написал биографии Ленина и Юрия Гагарина. Каждый из них был не просто исторической фигурой, но символом эпохи, и появление Ирины Антоновой в этом ряду кажется совершенно естественным.

Азарий Плисецкий «Век Майи»

Издательство Слово/Slovo. Еще одна совершенно неклассическая биография. К столетию великой Майи Плисецкой выходит книга ее младшего брата Азария, тоже танцовщика балета и педагога, где он стремится постичь феномен Майи, причем «не глазами брата, а глазами зрителя». «Век Майи» собран из мыслей и воспоминаний, которые «возникают во мне словно вспышки, когда я пересматриваю фотографии Майи». Их, кстати, очень много в книге — на них Плисецкая смотрит тем самым «дальновидным» взглядом, который, по словам брата, видел и 15-й ряд, и душу.. QR-коды ведут к редкой хронике, где оживает ее искусство, которое «больше, чем техника»: вот Майя отрабатывает взмах шали до тех пор, пока та не начнет «звучать». Но для автора отправной точкой становится не восторг миллионов перед танцем Плисецкой, а он сам — шестилетний мальчик, в 1943 году впервые видящий сестру на сцене Большого и завороженно шепчущий: «Первая Майя! Первая Майя!» Эта двойная оптика — детская память младшего брата и профессиональный анализ большого артиста балета — делает книгу неповторимой. . Плисецкий-исследователь перебирает архивы не как биограф, а как реставратор памяти. Протертые носочки детских башмачков, которые бережно хранила мать, красавица-актриса Рахиль Мессерер, семейные анекдоты (как отец, Михаил Плисецкий, разыгрывал Рину Зеленую) и трагедии (арест и расстрел отца, арест матери), триумфальные афиши Майи и ее письма брату в Гавану с отчаянным «не суждено мне что-то создать» за год до «Кармен-сюиты» — все это вместе, плюс неповторимые движения тела и переданное в слове чувство танца, и есть «Век Майи». Редкая возможность для читателя оказаться на расстоянии вытянутой руки от «полюса магии» по имени Майя Плисецкая.. Авторская презентация пройдет 5 декабря в 18:15, зал №2

Сергей Беляков «Два брата: Валентин Катаев и Евгений Петров на корабле советской истории»

Издательство «Редакция Елены Шубиной». Сергей Беляков — историк и писатель, дважды лауреат премии «Большая книга» за книги «Гумилев сын Гумилева» и «Парижские мальчики в сталинской Москве» — взялся за двойную биографию братьев Катаевых. Сегодня, возможно, даже не все знают, что они родные братья: проживший долгую жизнь, рассудительный, спокойный, склонный к автобиографичности в прозе главный редактор «Юности» Валентин Катаев и остроумный музыкальный Евгений Петров, ставший в 20 лет лучшим сотрудником одесского угрозыска, в 25 лет — автором супербестселлера «Двенадцать стульев» вместе с Ильей Ильфом, а в 36 возглавивший легендарный журнал «Огонек».. Жизнь каждого из братьев мифологизирована (не без их участия), изучена и заново мифологизирована советскими литературоведами, пересобрана уже современными исследователями — в 2017 году за биографию «Катаев. Погоня за вечной весной» Сергей Шаргунов получил премию «Большая книга». Однако Сергею Белякову другие изыскания и гипотезы никогда не мешали, наоборот, он, как историк, умеет с ними работать. Он с самого начала пишет двойную, взаимосвязанную, биографию: создает из общности жизни и различия характеров и темперамента, а также из обстоятельств советской реальности, в которой его герои старались не просто выжить, но преуспеть, документальную прозу высокого напряжения. . Авторская презентация биографии Катаевых «Два брата» пройдет 4 декабря, в 19:15 –20:00, зал №1. 

Алексей Иванов «Невьянская башня»

Издательство «Альпина.Проза». Новый роман Алексея Иванова — сюжетный, плотный, густо замешанный на историческом материале — продолжает и еще четче проявляет авторское понимание феномена «горнозаводской цивилизации». Герой романа, уральский промышленник Акинфий Демидов, — уже не первопроходец, как в «Золоте бунта», и не имперский ставленник, как в «Тоболе», он суть своей земли, архетип Мастера-демиурга, чья внутренняя сила конгениальна природной мощи гор, которые он укрощает.. Иванов пишет даже не исторический производственный роман, а мифологию труда, где Царь-домна — алтарь, а завод — храм, требующий абсолютной, почти религиозной преданности. Параллельно Иванов разворачивает историю другого, фанатизма — старообрядческого. Ритуальная «гарь» — самосожжение во имя веры — становится антиподом демидовской «гари» доменной. Оба культа — предельные, оба требуют готовности поступиться всем. Но если один обращен к потустороннему, к гибели во имя спасения души, то другой — к созиданию во имя дела, которое становится душой. Иванов ставит памятник не бунту духа, а титанизму воли, способной заставить работать на себя даже «чужих богов» и демонов истории.. «Невьянская башня» — это роман об обретении власти через мастерство. Власти не царской, не божественной, а власти человека над материей, временем и собственной судьбой. В эпоху, которую формально определяют как «бироновщину» — синоним иностранного засилья и политического бессилия, — Акинфий Демидов находит альтернативный полюс русской силы: уральский завод. В доставшейся от отца в наследство знаменитой Невьянской башне Демидов хранит свои тайны и никому, ни ангелу, ни демону, не дозволено ему мешать. Алексей Иванов же вокруг Невьянской башни, как когда-то вокруг Тобольского Кремля архитектора Ремизова, создает Россию в миниатюре, построенную не по указам царских приспешников, а по чертежам личной гениальности и одержимости делом.. Авторская презентация пройдет 7 декабря в 15:00–16:00, Амфитеатр.

Персиваль Эверетт «Джеймс»

 Издательство Corpus, перевод с английского Юлии Полещук . Когда опытный автор (а за плечами у Эверетта больше 30 романов) берется за переосмысление романа, который входит в канон, получается самостоятельный текст с заведомо заложенной полифонией. «Джеймс», получивший Пулитцеровскую премию 2025 года и Национальную книжную премию США 2024-го, — переосмысление «Приключений Гекльберри Финна» Марка Твена (сам автор, комментируя включение романа в короткий список Букеровской премии, и вовсе говорит о дискуссии с Твеном). . Стратегия Эверетта, хоть и не нова, гениальна в своей простоте: он меняет оптику, оставляя декорации. Река, плот, мошенники и мальчик Гек — все на месте. Но повествовательный фокус смещен с беглеца-подростка на беглеца-раба. У Эверетта рассказчиком становится чернокожий раб Джим, точнее, Джеймс. Этого достаточно, чтобы напомнить: самый радикальный пересмотр прошлого начинается не с отрицания классики, а с ее радикально нового, вдумчивого и безжалостного прочтения.. На поверхности Джеймс все тот же покорный, косноязычный раб, каким его видят белые. Но это лишь речевая маска, его истинное «я» говорит на языке Вольтера и Локка, размышляет о парадоксах равенства и строит многоходовые планы с холодной ясностью математика. Постоянное переключение героя между «рабским» и своим, интеллектуальным языком (отдельно отметим огромную работу переводчицы Юлии Полещук) — это не просто художественный прием, а метафора всей истории черного сознания в белой цивилизации: перформанс, направленный на выживание.. Путешествие Джеймса и Гека — не только побег на Север, но и титаническая борьба за право на собственный голос. Роман становится исследованием политики репрезентации: кто и на каком языке имеет право рассказывать об истории? Что происходит, когда голос, долго бывший объектом речи, наконец становится ее субъектом? Эверетт ведет с Марком Твеном предельно честный диалог через полтора столетия. Через сплав приключенческого триллера и философского трактата он говорит о том, что значит быть «своим» в мире, где тебя определили как «чужого». И это делает «Джеймса» не просто блестящим американским «ремейком», а универсальным и актуальным романом о том, как идентичность становится оружием, язык — убежищем, а подлинная свобода начинается с права назвать себя своим именем.

Сорж Шаландон «Бешеный»

Издательство «Фантом Пресс», перевод с французского Александры Васильковой. В издательстве «Фантом Пресс» к ярмарке вышел один из самых ожидаемых романов этого года. «Бешеный» начинается с безупречной документальной привязки: 27 августа 1934 года 56 мальчиков сбежали из колонии для несовершеннолетних на острове Бель-Иль. Но автор почти сразу идет на изящный и рискованный шаг: он смещает фокус с достоверного множества на фигуру умолчания. Что если беглецов было не 56, а 55? Или все же 56, но одного не нашли? Шаландон выбирает нестыковку в исторических свидетельствах, лакуну между версиями, и возводит на этом зыбком фундаменте психологически безупречное здание.. Его главный герой, Жюль Бонно, — литературная химера, рожденная архивной недоговоренностью. Но Шаландон, опытный мастер художественной работы с травмой (что доказал его предыдущий роман «Сын негодяя»), наполняет эту химеру такой плотной эмоциональной и психологической материей, что ее фиктивность перестает иметь значение. Важен не факт его существования, а правда его возможного чувства: ярости брошенного, мести униженного, отчаянной воли к свободе того, кого мир рассматривал как расходный материал для «перевоспитания».. Шаландон работает в жанре гиперреалистической притчи. Жестокость колонии, охота за детьми с призовыми 20 франками за голову, предательство взрослого мира — все это не экзотика прошлого. Это увеличительное стекло, наведенное на природу социального насилия в любую эпоху. Ярость Жюля — не патология, а единственно адекватная реакция на мир, который заранее определил его как «негодного».

Михаил Елизаров «Юдоль»

Редакция Елены Шубиной. Лауреат «Русского Букера» и «Нацбеста» Михаил Елизаров выпускает книги редко, и каждая — событие. Не просто история, а целая мифологическая система. Собранная из обломков советского быта, экзистенциального абсурда и метафизического ужаса «Юдоль» — не исключение. Это гротескный, елизаровский реквием по эпохе, где продажа души сатане выглядит логичным карьерным ростом для пенсионера-счетовода.. Сюжет, на первый взгляд, — черная комедия. Андрей Сапогов, «небокоптитель» из собеса, выйдя на пенсию, решает обрести смысл жизни, продав душу дьяволу. В мире «Юдоли» даже это — бюрократическая процедура, требующая менторства опытных колдунов-неудачников, рецепта пирога из лягушек и поиска недостающего пальца у каменного истукана-сатаны, пылящегося в квартире покойной алкоголички.. Елизаров, мастерски сочетая наблюдательность, гротеск, стеб и глубокую меланхолию, через нагруженный аллюзиями — от Гоголя и Сологуба до гностических учений — гипертекст устраивает читателям фирменный карнавал и одновременно задает бездну серьезных вопросов о коллективном бессознательном целого поколения, застрявшего между совком и неизвестностью 90-х. Юдоль в романе — «склероз у Бога»; состояние мира, где он перестал помнить о людях, а они — друг о друге. Герои-неудачники, движимые ресентиментом, создают вселенную взаимной ненависти — идеальную метафору распада большой империи и общей травмы. Елизаров препарирует нашу общую «юдоль печали» и показывает построенное на всеобщем отчуждении общество, которое входит в новую эпоху, так и не распрощавшись со старыми демонами.. Авторская презентация романа 7 декабря 18:15–19:00 Зал №1.

Чухе Ким «Город ночных птиц»

Издательство Inspiria, перевод с английского Кирилла Батыгина. Когда обаятельная Чухе Ким в прошлом году приезжала получать премию «Ясная Поляна» за глубокий дебютный роман «Звери малой земли», она рассказывала, что в Америке как раз только-только вышла ее вторая книга о русском балете, в которую она вложила всю любовь к русской классической музыке и балету, которым занималась с детства. Ровно год назад «Город ночных птиц» стал книгой декабря в книжном клубе Риз Уизерспун и одним из самых обсуждаемых романов, подтверждая, что искусство и культура сильнее политики. Теперь этот полный страсти роман корейско-американской писательницы о русском балете вышел у нас. . Главная героиня, Наталья Леонова, прима-балерина мирового уровня, сломленная травмой и зависимостью, возвращается в Санкт-Петербург через два года после трагического падения. Ей предстоит не просто станцевать Жизель, а заново пересобрать себя. Из голодного детства упрямой девочки, ослепительного парижского успеха, предательства любимого и политического скандала Чухе Ким создает не привычную спортивную драму о возвращении после падения, но роман-размышление  о природе творческого дара, который одновременно и спасает, и калечит.. «Город ночных птиц» — честный разговор о цене одержимости и о том, что происходит, когда дело всей жизни обращается против тебя. При этом сила романа в его аутентичности. Ким, танцующая с девяти лет, знает изнанку балетного мира: не только блеск софитов, но и боль разорванных связок, бесконечные репетиции, яд конкуренции, опьянение властью. Она не боится тем зависимости, травмы и морального компромисса, но подает их без ложной патетики, с почти балетной легкостью и грацией. . Задуманный как «любовный роман между художником и искусством», «Город ночных птиц» был написан и издан практически вопреки: редактор считал, что «балетные романы плохо продаются», февраль 2022 года сделал исследовательскую поездку в Россию невозможной, а сама тема стала политически чувствительной. Но Чухе Ким, как и ее героиня, проявила характер. «Город ночных птиц» не только о балете, он о любом творческом горении, которое требует тотальной самоотдачи и часто — саморазрушения, о том, что нередко настоящее искусство начинается там, где словно бы заканчиваются силы.. 4 декабря в 15:00–15:45 пройдет презентация и обсуждение романа в Авторском зале.

Джейн Энн Филлипс «Ночной страж»

Издательство «Бель Летр», перевод с английского Александры Глебовской. Пулитцеровский роман Джейн Энн Филлипс — одновременно эпический, масштабный и очень интимный, производит мощнейшее впечатление. Его действие происходит сразу после Гражданской войны в США, но Филлипс пишет не о ней, а о ее безмолвном, инфернальном эхе. Через историю матери и дочери она исследует глубинные травмы, которые буквально лишают свидетелей языка.. Мать выбирает немоту как единственную форму существования после пережитого, и двенадцатилетняя девочка Кона Ли вынуждена стать ей самой «матерью». Это художественный прием чудовищной силы. Филлипс не просто дает понять, как война переворачивает естественный порядок вещей, она заставляет нас самих пройти через резкое взросление, навязанное катастрофой. Частная история двух женщин в Америке XIX века становится аллегорией для любой раненной войной нации.. Хотя у героев романа есть имена, куда чаще мы видим архетипы: Мама, Папа (причем это, скорее, насмешка, архетип, вывернутый наизнанку), Врач, Родненький, Сиделка, Страж, Стрелок. Этот роман, где молчание создает сложный психологический ландшафт, — очень современный и женский взгляд на историю. Филлипс не зря получила Пулитцера, она написала не о генералах, делящих карту, не о воинах на поле сражения, а о ночных стражах — тех, кто остается в тылу и несет главное бремя памяти.. 4 декабря в 16:15–17:00 в Зале №1 пройдет паблик-ток «Пулитцер: кому и за что вручают престижную премию».

Ксения Гусева, Надежда Плунгян «Москвичка. Женщины советской столицы 1920-1930-х»

Издательство «Кучково поле Музеон». После успеха выставки «Москвичка» ее кураторы Надежда Плунгян и Ксения Гусева перенесли свое исследование рождения новой женщины в книгу. Они не стали делать стандартный каталог, а соединили глубокое искусствоведческое исследование и визуальный манифест. В книге, как и на выставке, две ключевые линии. Первая — это масштабная история образа, от работницы в красной косынке с баррикад 1905 года до элегантной горожанки конца 1930-х. Вторая — судьбы конкретных женщин-художниц, работниц фабрик, жен инженеров, чью жизнь мы угадываем по фотографиям, платьям и открыткам.. Сила книги — в перекличке двух подходов. Надежда Плунгян, искусствовед, автор книги «Рождение советской женщины», рассматривает ее образ через призму гендерной политики и официального искусства. Гусева, куратор проектов о моде и промышленности, фокусируется на личных историях, «женских» индустриях (текстиле и швейном деле) — на материальном мире героинь. Этот дуэт создает стереоскопический эффект: мы видим одновременно «женщину-аллегорию» с плаката и реальную «москвичку» с ее письмами, платьями и трудовыми буднями.. Чтение «Москвички» — это погружение в ткань эпохи не только в переносном, но и почти в прямом смысле. Текстиль здесь не просто фон, а ключевая метафора. Это и основа «женской» индустрии Москвы, и пространство для смелых формальных экспериментов (как у Людмилы Маяковской), и символ преображения: вот на рисунке 1934 года метростроевка в комбинезоне, а вот она же — уже в пальто и шляпке в вестибюле «дворца для народа».. Дизайнер Рустам Габбасов перевел выставочный сценарий в литературный и сохранил ту же эстетику: соединение высокого и кустарного, плакатной графики и интимного артефакта. Развороты построены как маршрут по выставке: блоки изображений с комментариями Плунгян сменяются развернутыми статьями Гусевой. «Москвичка» напоминает: за грандиозным мифом о «новой женщине» стояли реальные люди с их жаждой будущего, тяжестью труда, личными драмами и скромными радостями.. 4 декабря в 17:15–18:00 в Зале №3 пройдет презентация книги «Москвичка. Женщины советской столицы 1920–1930-х».

Руперт Кристиансен «Империя Дягилева: Как русский балет покорил мир»

Издательство «Альпина Нон-фикшн», перевод с английского Елены Борткевич. «Империя Дягилева» театрального критика и писателя Руперта Кристиансена — возможность посмотреть, как «наше все», пусть не Пушкин, но русский балет, воспринимается со стороны. «Русские сезоны» Сергея Дягилева в начале ХХ века покорили Европу, установили моду на все русское и задали высочайшую планку гастрольных выступлений. Кристиансен, который сам себя позиционирует как страстный балетоман, к книге приступает с заведомым пиететом, но все равно выворачивает блеск и успех «Русских сезонов», чтобы показать их изнанку: финансы, интриги, случай и человеческую слабость.. Его интересует, как обладающий несомненным природным чутьем Дягилев создавал свои спектакли, сталкивая несоединимое: русскую экзотику с парижским авангардом, музыку Стравинского с декорациями Пикассо. Дягилеву не все удавалось (скажем, американский рынок недооценил и проглядел), но он умел конвертировать любой, и особенно им самим устроенный, скандал (будь то шиканье на «Фавне» или бунт на «Весне священной») в капитал, внимание прессы и билетные продажи. По сути, этот русский антрепренер из Перми научил современный мир подходить к искусству как к событию, делать из него медийный повод, где сливаются высокая мода, большие деньги и дерзкая эстетика.. «Империя Дягилева» собрана из писем, протоколов, язвительных реплик, физиологических подробностей, газетных сплетен. Назвать это исторической реконструкцией язык не повернется, но читать интересно. Кристенсен тонко фиксирует момент, когда проект Дягилева перестал быть просто «русским балетом» и стал интернациональным предприятием — когда его подход стало возможно мультиплицировать. И видно, что британца Кристиансена в этом больше всего волнует становление английского балета, для которого «Русские сезоны» стали толчком. Непривычная для русского читателя, но, скажем так, полезная оптика.

Ян-Питер Барбиан «Литературная политика Третьего рейха. Книги и люди при диктатуре»

Издательство Individuum, перевод с немецкого Сергея Ташкенова. Работа историка немецкой культуры Яна-Питера Барбиана — тщательное исследование структуры нацистской «медиадиктатуры», где книга стала ключевым инструментом контроля. Барбиан, опираясь на архивы, пошагово исследует, как в 1930-е книжная отрасль стала важнейшей опорой политической пропаганды. Он в деталях рассказывает, как усиливался контроль над писателями, издателями, книжными магазинами и библиотеками, говорит об их преследовании и о практиках самоцензуры. . Захват нацистами власти в 1933 году сопровождался не только символическими акциями вроде сожжения «негерманских книг» на главных площадях немецких городов (если вы никогда не видели эти кадры, посмотрите фильм Михаила Ромма «Обыкновенный фашизм», они там есть),  но и стремительным «гляйхшальтунгом«, то есть унификацией всей литературной индустрии. Профессиональные союзы писателей, книготорговцев и библиотекарей были принудительно интегрированы в систему, став исполнительными органами государства. Членство в Рейхспалате письменности стало обязательным условием, а отказ вступать или исключение, часто по расовым или политическим мотивам, означали «запрет на профессию».. Барбиан воссоздает структуру подавленного диктатурой общества, где каждый, кто не высказался против, неминуемо становится винтиком системы подавления свободы и независимости, будь то писатель, редактор, книготорговец или даже обычный посетитель библиотеки. Однако, как заключает Барбиан, «эксперимент провалился»: нацистский режим, несмотря на все рычаги, не смог создать единую, эффективно работающую систему. Вместо этого возникла «поликратия ведомств» — клубок конкурирующих структур, которые боролись за полномочия и финансовые потоки. Читатели, несмотря на жесткую цензуру, бежали от идеологически перегруженной литературы в развлекательные жанры и в книги, критически настроенные к режиму, ради «отвлечения и дистанции».. «Литературная политика Третьего рейха» —  поучительный кейс о том, как идеология и террор не смогли окончательно переломить рыночные законы и повлиять на индивидуальный читательский выбор, но культурной элите страны они стоили и влияния, и морального компаса.. «Литературная политика Третьего рейха» будет представлена на фестивале «Параллельно», который пройдет с 4 по 7 декабря в  «Книжном магазине  «Пархоменко».