Десятилетие Парижского соглашения: почему странам не удалось решить проблему климата

В 2015 году в конференц-зале в Париже произошло знаменательное событие: после долгих лет переговоров лидеры почти всех стран договорились попытаться замедлить глобальное потепление в надежде предотвратить его разрушительные последствия. Согласно научным данным, у современного изменения климата рукотворная причина: выбросы в атмосферу парниковых газов при сжигании ископаемого топлива. Чтобы избежать катастрофы, 194 страны, в том числе Россия, пообещали снизить эмиссию СО2 и выйти на углеродную нейтральность (уравнять выбросы и поглощения парниковых газов) во второй половине XXI века.   
Итак, изменилось ли что-нибудь за эти годы? На самом деле, да. Например, ученые дали более благоприятный прогноз о росте глобальной температуры. Ранее предполагалось потепление на 3,8 градуса к 2100 году, теперь — на 2,5–2,9 градусов. Что же позволило улучшить ситуацию?
Эмиссия парниковых газов продолжает расти, но медленнее, чем  десять лет назад. Несколько крупнейших стран-эмитентов сократили выбросы, зато показатели других увеличились. По данным реестра ЕС, выбросы за период 2015-2024 годов в Японии снизились на 20%, в ЕС — на 19%, в США — на 7%, в ЮАР почти не изменились, в Индии выросли на 32%, в Китае — на 20%, в России — на 15%.
В 2015–2024 годах прирост генерации электроэнергии обеспечивали в основном солнечные станции. Цены на фотоэлектрические панели за десять лет упали на 80%.
Каждый пятый новый автомобиль в мире — электрический. И технологии продолжают развиваться: появились автомобили и поезда на водородной тяге, заряжающиеся в процессе движения электрические грузовики, а также биотопливо, способное заместить бензин и дизельное топливо.
Прекращение работы старых угольных станций. Великобритания в 2024 году закрыла последнюю станцию. В то же время Китай продолжает строить новые ТЭЦ с минимальными выбросами, но хотя бы закрывает устаревшие объекты. В таких условиях говорить о скором отказе от угля сложно.
Бум экспорта сжиженного природного газа (СПГ) в мире. Хотя газ считается менее вредным для климата источником энергии, чем уголь или нефть, его использование связано с серьезной проблемой — утечками метана. То есть в атмосферу попадает парниковый газ, только не СО2, а СН4. Некоторые страны считают СПГ переходным топливом, в том числе Россия.

Как страны переходят на зеленую экономику

Чтобы разобраться, какие действия государств за 10 лет оказались наиболее эффективными в достижении целей Парижского соглашения, группа экспертов международной инициативы Deep Decarbonization Pathways при поддержке французского института IDDRI проанализировала стратегии и меры по декарбонизации в 21 стране. 
В проект вошли крупные и небольшие государства — Аргентина, Бразилия, Канада, Коста-Рика, Китай, Доминиканская Республика, Франция, Кот-д'Ивуар, Германия, Гватемала, Индия, Индонезия, Япония, Казахстан, Мексика, Нигерия, Сенегал, ЮАР, Таиланд, США и Европейский союз. 
Главный сдвиг десятилетия — переход от лозунгов к зеленой трансформации экономики. 80% проанализированных государств создали структуры, которые координируют сокращение выбросов СО2, в энергетике, промышленности, транспорте, сельском и лесном хозяйстве, со сферой финансов и технологий. Лидерами в этом отношении ученые признали Европейский союз, Францию, Германию, Китай, Японию и ЮАР. Эти страны вписали климатическую политику в экономическую повестку, что сделало ее устойчивой к политическим циклам и внешним воздействиям. ЕС и Япония за 10 лет добились снижения эмиссии, Китай на пороге достижения пика выбросов, ЮАР прошла пик выбросов и сохранила объем эмиссии при росте экономики. 
В качестве примеров аутсайдеров можно привести США и Мексику. Приход к власти противника «всякого ESG» Дональда Трампа привел к оттоку финансирования из проектов по возобновляемой энергетике и увеличению инвестиций в угольные станции. Возник риск роста страновых выбросов. В Мексике сохранением климата занято только природоохранное ведомство, поэтому при смене руководства страны меры по поддержке низкоуглеродного развития потеряли строки в бюджете. По оценке экспертов, Мексика превратилась из лидера по изменению климата в отстающую страну.

Долгосрочное планирование

Способствует прогрессу в декарбонизации принятие государствами долгосрочных планов действий.
Например, Евросоюз выстроил четкую климатическую стратегию, в основу которой легла заключенная в 2019 году «Зеленая сделка». Спустя два года документ дополнил пакет мер «Fit for 55». Он синхронизировал торговлю углеродными квотами, введение СО2-стандартов для транспорта, повышение энергоэффективности, развитие возобновляемой энергетики и механизм пограничного углеродного регулирования (CBAM). В 2023 году Европарламент утвердил еще и «План по зеленой трансформации европейской промышленности» («Green Deal Industrial Plan»).
Япония также закрепила в законодательстве цель по углеродной нейтральности к 2050 году и приняла концепцию GX2040. Документ способствует сотрудничеству между промышленностью, правительством и гражданским обществом. Китай интегрировал климатические действия в пятилетние планы, чтобы достичь нулевых нетто-выбросов к 2060 году. Индия встроила проекты по декарбонизации в национальную энергетическую стратегию, нацеленную на климатическую нейтральность к 2070 году.
Для развивающихся стран принятие долгосрочных целей — это еще и сигнал инвесторам: «Мы готовы планировать и отвечать за решения на горизонте десятков лет, нескольких поколений». Это важно для проектов, например, в энергетике и развитии транспорта, рассчитанных на 40-50 и более лет.

Стимулы вместо наказаний

Страны переходят от «наказаний бизнеса за выбросы» к более эффективным механизмам стимулирования и поддержки.
В Европейском союзе предприятия получают инвестиции на модернизацию оборудования из Фонда инноваций и Фонда модернизации, а домохозяйства вправе рассчитывать на компенсации, смягчающие рост издержек при переходе на зеленые технологии. 
США до второго прихода Трампа в Белый дом придерживались стратегии «зеленого индустриализма». Два ключевых закона  —  «Акт о  предотвращении  инфляции» и «Акт об инвестициях в инфрастрeктуру и рабочие места» — создали стимулы для внедрения чистых технологий и запустили волну инвестиций. 
Бразилия в 2024 году  приняла  «План экологической трансформации», который объединяет промышленную, инновационную и финансовую политику. Документ предусматривает создание ответственных цепочек поставок, реформу налогов для климатически дружественных отраслей и активное использование зеленого финансирования.
В перспективе следующих десятилетий сочетание налоговой, энергетической, социальной и инвестиционной политик позволит странам осуществить низкоуглеродный переход.

Социальная справедливость и зеленый переход

Также зеленая трансформация невозможна без социальной справедливости. Когда климатическая политика сопровождается программами поддержки работников, домохозяйств и уязвимых регионов, реформы получают поддержку, в противном случае — даже экономически обоснованные меры вызывают протесты.
В ЮАР Президентская климатическая комиссия объединила представителей правительства, профсоюзов, бизнеса и гражданского общества. Члены этой организации вырабатывают решения о закрытии угольных электростанций, создании новых рабочих мест и инвестициях в социальную инфраструктуру. 
Европейский союз развивает схожие подходы через Социальный климатический фонд. Его задача — компенсировать гражданам и бизнесу дополнительные расходы, вызванные ростом цен на энергию и транспорт. 
Однако часто подобные инициативы остаются пилотными и зависят от поддержки международных институтов, таких как Партнерство по справедливому энергопереходу или Всемирный банк. При содействии этих организаций в Казахстане и Индонезии создаются рабочие группы по справедливому переходу, обсуждаются программы переподготовки кадров и социальные гарантии для работников угольных регионов. Такой подход менее устойчив, чем национальные решения по справедливому переходу.
Между тем ошибки социального планирования привели к провалу во Франции. Страну в 2018 году охватили протесты движения «желтых жилетов». Дело в том, что правительство разработало план снижения выбросов в ряде наиболее загрязненных регионов, который предполагал введение дополнительных сборов на владельцев автомобилей с высокой эмиссией СО2. Однако у многих французов не оказалось средств, чтобы сменить машину. Кроме того, личный транспорт в отдаленных населенных пунктах — единственное средство передвижения. Запоздалые меры разрешения кризиса привели к социальному напряжению, политическому давлению и полному блокированию дискуссии, надолго осложнив возможность подобных инициатив в будущем.
А, например, в Мексике социальная составляющая зеленого перехода отсутствует вовсе. В таких условиях закрытие шахт или сокращение субсидий на ископаемое топливо воспринимается как угроза благосостоянию людей.

Где взять деньги на изменения

Ни одна страна, даже с самой прогрессивной климатической политикой, не избежала ключевого вызова — колоссального разрыва в финансировании. По расчетам Международного энергетического агентства (МЭА), чтобы достичь целей Парижского соглашения, ежегодные вложения в зеленую энергетику и инфраструктуру должны составлять $4–5 трлн. Пока инвестиции не превышают половины от этого объема.
Поэтому государства формируют национальные зеленые финансовые системы. Это стало глобальным трендом. Страны инвестируют в проекты декарбонизации через национальные банки, климатические фонды и зеленые таксономии.
Коста-Рика оценивает и финансирует экологические проекты с помощью выпуска государственных зеленых облигаций. Бразилия сделала  климатические инвестиции частью промышленной политики: план «Экологической трансформации» включает перестройку государственных банков и обязательное применение экологических стандартов при госзакупках. Похожие шаги предпринимают ЮАР, Индонезия и Казахстан.
Такие инструменты упрощают доступ к инвестициям и повышают доверие частного сектора.

Можно ли заставить страны стать зелеными

Международная климатическая политика превращается в инструмент экономического регулирования и конкурентного давления. 
Например, Европейский союз ввел углеродный пограничный механизм (CBAM). С октября 2023 года он действует в тестовом режиме (пока бизнес только предоставляет информацию о выбросах), платить компании начнут с 1 января 2026 года. Импортеры стали, цемента, удобрений, алюминия, водорода и электроэнергии в ЕС будут обязаны вносить углеродный сбор, если в стране происхождения отсутствует сопоставимый с ЕС порядок ценообразования на CO₂. 
СВАМ заставил ряд экспортно-ориентированных стран пересмотреть структуру энергетики и промышленности: внешнее давление оказалось действеннее внутренних стимулов. Так, Казахстан ускоряет реформу системы торговли углеродными единицами, разрабатывает меры по повышению энергоэффективности в металлургии и цементной промышленности. ЮАР модернизирует угольные электростанций и переходит на возобновляемые источники энергии. Индонезия обсуждает введение национального углеродного налога, чтобы избежать потери конкурентных преимуществ.
Страх утратить доступ на европейский рынок и столкнуться с «углеродным тарифом» заставил правительства и бизнес ускорить шаги, которые откладывались годами. CBAM стал глобальным драйвером низкоуглеродного развития.
Напомню, по оценкам 2021 года, российским импортерам введение СВАМ обошлось бы в €1,1 млрд в год. Во многом угроза этих выплат заставила компании начать учитывать эмиссию СО2 и вести международную ESG-отчетность. Инерция подготовки к СВАМ сохраняется до сих пор. Крупнейшие корпорации следят за обновлениями в стандартах, отчетности и оценивают риски введения аналогичных платежей дружественными странами, например, Китаем и Индией.

Почему Россия отстает в климатической политике

Пока успехи страны в декарбонизации кажутся скромными, а задачи по сокращению выбросов не рассматриваются в качестве приоритетных. В механизмы углеродного регулирования (цена за углерод, торговые площадки, таксономия) вовлечены не более двух десятков крупных компаний. Президент Владимир Путин подписал указ о достижении государством углеродной нейтральности к 2060 году. Однако климатическая повестка пока недостаточно интегрирована в экономические, финансовые и социальные стратегии страны.
Показательный пример — «углеродный эксперимент» на Сахалине, который должен был стать моделью для будущей национальной системы углеродного регулирования. Однако инициатива так и не привела к формированию распространенных в других регионах управленческих, методических или институциональных практик. 
Также Россия представила в 2024 году суверенную методологию для расчета поглощения углерода лесами. С помощью пересчета, то есть на бумаге, в одночасье удалось «сократить» национальные нетто-выбросы парниковых газов на треть. Надо отметить, что международные эксперты пока не подтвердили корректность методики, а эмиссия от промышленности страны растет.
Для перехода на зеленый путь развития государству потребуется помогать промышленности в модернизации, перестраивать транспортные системы и энергетику. Но пока у российского бизнеса стимулов для декарбонизации нет, чтобы достичь успеха нужно полагаться только собственную интуицию. 
Россия не одинока в формальном подходе к климатической политике, похожую стратегию демонстрирует Венесуэла, Казахстан, Аргентина и другие. Однако анализ десяти лет действия Парижского соглашения показывает: подобные методы в долгосрочной перспективе не работают. 
Парижское соглашение запустило институциональный сдвиг. Сегодня главный вопрос — не зачем сокращать выбросы, а как это сделать, создав новые рабочие места и привлекая инвестиции. Самые эффективные инструменты: разработка долгосрочных стратегий, создание национальных фондов финансирования проектов по декарбонизации, меры справедливого перехода и стимулирование предприятий к модернизации. Климат может стать драйвером устойчивого развития, если станет частью экономической ДНК страны.
Следующее десятилетие покажет, станет ли углеродная нейтральность нормой для глобальной экономики и какое место займет в ней Россия. 
 Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора